Впервые деревня "Фили" упоминается в переписях 1627 г., но надо думать, существовала и ранее, до Смутного времени. Она была старинной родовой вотчиной князей Мстиславских, и возможно, что великий князь Василий III пожаловал эти места в конце 1520-х гг. князю Федору Мстиславскому в награду за выход из Литвы и поступление к нему на службу.

Сын его занял видное положение при дворе Ивана Грозного: он был первым воеводой в походе на Казань и в Ливонскую войну, ему Иван Грозный поручил ведать земщину при разделении всего царства на земщину и опричнину.

Он сумел уцелеть при грозном царе, но Борис Годунов отправил боярина в монастырь, где он и скончался. Его дочь Ирина оказалась замешанной в расчеты противников Бориса Годунова лишить его власти. Тогда бояре и именитые купцы били челом государю Федору Алексеевичу, чтобы он «отпустил» в монастырь царицу, сестру Бориса, ибо у царя не было от этого брака детей, и взял бы себе в жены другую – княжну Ирину Мстиславскую. Эти события описываются Алексеем Константиновичем Толстым в драме «Царь Федор Иоаннович», первой поставленной в Художественном театре, и слова Андрея Шуйского, обращенные к духовным лицам, были восприняты посетителями и актерами как выражение надежды на будущее нового театра:

Да, да, отцы! На это дело крепко Надеюсь я. Своей сестрой, царицей, Сидит правитель Годунов. Он ею Одной сильней всего боярства вместе; Как вотчиной своею, помыкает И Думою, и церковью Христовой, И всей землей. Но только лишь удастся Нам от сестры избавиться его – Мы сладим с ним.

А Василий Шуйский читает челобитную царю:

...Царь, смилуйся над нами!
Твоя царица, родом Годунова,
Неплодна есть, а братец твой, Димитрий
Иванович, недугом одержим
Падучим. И если б, волей божьей,
Ты, государь, преставился, то мог бы
Твой род пресечься, и земля в сиротство
Могла бы впасть. И ты, царь-государь,
Нас пожалей, не дай остаться пусту
Отцовскому престолу твоему:
Наследия и чадородья ради,
Ты новый брак прими, великий царь,
Неплодную ж царицу отпусти,
Царь-государь, во иноческий чин.

Однако Годунов предупредил действия бояр: Ирину Мстиславскую постригли в монахини, а ее отца сослали в Кириллов монастырь, где он и скончался. Но брат Ирины князь Федор Мстиславский не подвергся опале и играл большую роль в Смутное время. Именно его предлагали неоднократно избрать царем, но он решительно отказывался и говорил, что избрать царя из русских боярских родов нельзя, ибо надо избежать смуты и нестроения, могущих произойти от такого выбора, и настаивал на польском королевиче Владиславе.

После смерти Ф.И. Мстиславского Фили перешло в 1622 г. к его сестре, тогда старице Вознесенского монастыря. В то время там стояли боярские хоромы, деревянная Покровская церковь с приделом Зачатия св. Анны и множество хозяйственных строений; к селу же были приписаны несколько деревень и пустошей. После старицы Ирины, последней Милославской, Фили перешли в казну. Сюда наезжал охотиться царь Алексей Михайлович, приказывавший беречь Хвильские болота и никого не пускать туда.

В 1689 г. царь Петр пожаловал Фили своему дяде, Льву Кирилловичу Нарышкину, бывшему во времена молодости царя его «первым министром», начальником Посольского приказа, остававшимся во время его отсутствия в числе наиболее доверенных сотрудников – вторым после «князя-кесаря» Ромодановского.

Он, как и другие Нарышкины, много претерпел в стрелецкий бунт и спасся только, как он уверял, благодаря тому, что спрятавшись во внутренних покоях кремлевского дворца, молился перед иконой Спаса. В 1690 г. Нарышкин прикупает у А.А. Матвеева соседнее Кунцево и начинает благоустраивать свое новое имение. Он выселяет отсюда крестьян, переводит их на Можайскую дорогу, а здесь устраивает загородное увеселительное имение – строит барские хоромы, разбивает парк с разными затеями и вместо ветхой деревянной возводит представительную каменную церковь, ясно говорящую о его статусе и богатстве. В церкви были два престола – один, внизу, был посвящен, так же как и старая церковь, празднику Покрова Пресвятой Богородицы, а верхний – Нерукотворному образу Спасителя. На возведение церкви Петр I пожаловал большую сумму – 400 червонцев. Точная дата строительства церкви неизвестна, но она была выстроена около 1694 г.: этим годом датируются лампады, пожертвованные храмоздателем в церковь.

Лев Кириллович Нарышкин был единственным из братьев царицы Натальи, оставившим потомство. После него Фили с Кунцевым достались его сыну Александру, любимцу Петра I. Четырнадцати лет «Львович» (как называл его царь) был им послан за границу для обучения морскому делу, а позднее служил в Адмиралтейской конторе, был директором Морской академии. При Анне Иоанновне он – президент Коммерц-коллегии. Сыновья же его – Александр и Лев – разделили общее имение на две части. Первому досталось Фили, а второму Кунцево.

Александр Александрович Нарышкин также жил в Петербурге, где важную роль в придворных интригах играла его супруга Анна Ивановна, урожденная Румянцева. Сама Екатерина удостоила своим посещением А.А. Нарышкина в Филях.

В камер-фурьерском журнале, в котором записывались все события в жизни царствующих особ, было подробно описано это посещение. Она со свитой приехала из Москвы, переправилась через реку на собственном пароме Нарышкина, посетила при колокольном звоне и пушечной пальбе Покровскую церковь и проследовала в усадебный дом, где «за приуготовленным столом, с находившимися в свите ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВА кавалерами, дамами и Фрейлинами, в 26-ти персонах, изволила кушать обеденное кушанье; а прочие персоны трактованы были за особливым столом, на 24-х кувертах». За столом провозглашались здравицы, конечно, опять при стрельбе пушек, а «пили здоровья следующия: 1) ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА; 2) Его Императорского Высочества Государя Цесаревича и Великого Князя Павла Петровича; 3) Всех ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА верных рабов; 4) Его Высокопревосходительства Обер-Шенка (самого А.А. Нарышкина. – Авт.) с фамилиею.

По окончании стола ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВО изволила ходить в сад; а оттуда изволила проходить и смотреть яхту, которая до начатия еще российского флота сделана и хранится в доме Его Высокопревосходительства, в нарочно устроенном месте. А потом, в придворном Своем штате... изволила отбыть в состоящий армейских полков лагерь и смотреть учения в тех полках военной экзерциции».

Отсюда она уже проехала в Кунцево, и имение Льва Александровича Нарышкина. Памятью об этом визите была длинная липовая аллея от Филей до Кунцева, ныне исчезнувшая и шедшая по направлению современной Большой Филевской улицы.

Фили находились во владении семьи Нарышкиных до освобождения крестьян от крепостной зависимости. Бывшее село постепенно становилось придатком города, наступавшего на окраинные земли. Часть бывшей Нарышкинской усадьбы приобрел в 1869 г. у Э.Д. Нарышкина Павел Григорьевич Шелапутин, владелец Балашихинской мануфактуры. Он прославился в Москве вниманием к самым различным общественным нуждам – его пожертвования на строительство институтов, гимназий, училищ могут быть оценены в громадную по тем временам сумму – 3 миллиона рублей. И здесь, в Филях, он построил приют, богадельню, открыл больницу и оставил капитал на их содержание. Шелапутин, не в пример многим владельцам бывших имений, не стал делить его на участки, строить дачи и сдавать их, а просто позволил всем желающим гулять в его лесу, церковь же стала обычной приходской.

Название Фили в Москве ассоциируется прежде всего с одним из чудес русской архитектуры – церковью Покрова, выдающимся образцом искусства Московского государства конца XVII в., и не только архитектурного, но прикладного и живописного. Архитектор И.В. Ильенко, столько сделавшая для восстановления Покровской церкви, писала о ней: «По гармоничности и совершенству пропорций, красоте и богатству декора является одним из лучших образцов «нарышкинского» стиля и заслуженно пользуется мировой известностью».

Покровская церковь в Филях принадлежит к наиболее известным памятникам русской архитектуры XVII в., времени перехода под влиянием Запада от традиционных форм к новым, основанным на непреходящих ценностях эллинского мира.

В конце XVII в. с Запада во все большем количестве проникали новые для закоснелой России идеи, изменявшие даже наиболее консервативную, неподвижную, наименее способную к переменам, к восприятию новых свежих идей, часть общества – церковь. Иконописные изображения потеряли присущую им с византийских времен отрешенность, непохожесть на реальную жизнь, они стали приобретать сходство с человеческими лицами и реальными вещами, а церковные здания утратили суровый аскетичный облик, они украшались модными иноземными декорациями, затейливыми раковинами, волнообразными гребенчатыми завершениями, многопрофильными карнизами, контрастным сочетанием красного кирпича и белых декоративных деталей.

Стройная вертикаль церкви – четверик, два восьмерика и барабан главы с вытянутыми вверх узкими окнами, подчеркивающими движение вверх,– окружена полукругами притворов со своими главками, хороводом вторящими основной. Церковь как бы стоит на широком гульбище на арках, к которому ведут пологие лестницы. Внутреннее убранство верхней церкви необыкновенно пышно: наряден великолепный резной девятиярусный иконостас, в местном ряду которого иконы святых, соименных Нарышкиным и их царственным родственникам. Над иконостасом работал талантливый резчик Карп Золотарев.

В храме, справа от царских врат, находилась особо чтимая икона – небольшая (78 вершков) икона в золотом окладе Спаса Нерукотворного, та самая, пред которой молился Лев Кириллович Нарышкин, спасаясь от разъяренных убийц-стрельцов. Он пожертвовал эту икону в церковь, и она бережно сохранялась там до советских времен, когда она неведомо куда сгинула. В церкви также находилось полотенце, вышитое золотом и шелками самой царицей Натальей, Евангелие в переплете, обложенном чеканным серебром, с закладкой цветов ордена Анны, усыпанном бриллиантами. Великолепное произведение резчиков – царское место – представляет собой трехъярусное сооружение в виде висящего фонаря, увенчанного короной.

Во время французского нашествия церковное имущество сохранилось – оно было заложено в стене северной главы. Каменщиков, которые устраивали тайник, тут же отправили подальше от соблазна на родину во Владимирскую губернию.

Если при французах все обошлось, то при коммунистах церковь существенно пострадала: не стало глав с крестами, белокаменный декор был на грани полного разрушения, кирпич выветрился, многие богослужебные вещи исчезли. Только после тщательных восстановительных работ, начатых в 1952 г. и проводившихся в течение многих лет, удалось привести ее в порядок, и в 1980 г. там открыли филиал Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублева.

У церкви было небольшое кладбище, на котором в 1871 г. похоронили В.Е. Раева, исторического живописца и пейзажиста, много работавшего по росписи московских церквей. Известны также его пейзажи Кунцева и Останкина.

Формально Фили, как и Кутузовская слобода, вошли в состав Москвы по постановлению ВЦИК от 30 января 1931 г. Тогда уже здесь действовал авиационный завод, выросший из мастерских по ремонту немецких самолетов «Юнкерс», а также несколько других промышленных предприятий. Как заводу, так и его клубу было присвоено имя С.П. Горбунова, который был директором завода и погиб в 1933 г. в авиационной катастрофе.

В глубине парка Фили находится (Новозаводская улица, №27) заводской клуб, рядом с которым по субботам и воскресеньям раскидывался многолюдный рынок, торгующий компакт-дисками и видеокассетами, называемый в просторечии «Горбушка». Клуб выстроен в 1939 г. по проекту архитектора А.Я. Корнфельда в конструктивистских формах, что дало критикам возможность упрекнуть его в «отказе от образной архитектуры», под которой тогда понималось широкое использование к месту и не к месту классических деталей, чему первоначальный толчок дал Жолтовский в его так называемом «жилом доме» на Моховой улице.